У Лэндера в мозгах был свой автопилот. Пока этот автопилот подсказывал, как удержать дирижабль на одном месте, Лэндер предавался размышлениям о Далии. О пушке на ее пояснице, о том, как приятно ощущать его ладонью. Об ее остреньких зубках. О вкусе меда и соли.

Он взглянул на часы. Далиа должна была вылететь из Бейрута домой час назад. Лэндер находил утешение лишь в двух предметах размышлений — Далии и воздухоплавании.

Его обезображенная шрамами левая рука мягко надавила на рычаг дросселя, потом он покрутил назад большое колесо набора высоты, расположенное рядом с креслом. Огромный воздушный корабль быстро пошел вверх. Лэндер заговорил в микрофон:

— Нора десять, ухожу от стадиона на круговой облет на высоте тысяча двести футов.

— Понятно, Нора десять, — бодро ответили с вышки в Майами.

Авиадиспетчеры и радиооператоры на башнях всегда любили болтать с пилотами дирижаблей и не лезли в карман за шуткой. Вообще у человека очень дружелюбное отношение к этой махине. Такое же, как, скажем, к медведю панде. Для миллионов американцев, видевших ее на спортивных состязаниях или ярмарках, дирижабль — это нечто громадное и доброе, медленно плывущий по небу приятель. Его почти всегда называют «слоном» или «китом». Никто ни разу не сказал про него «бомба».

Наконец матч завершился, и тень дирижабля (225 футов в длину) замелькала над многомиллионной вереницей машин, разъезжающихся от стадиона. Телеоператор и его помощник принайтовили свою аппаратуру и жевали бутерброды. Лэндеру частенько приходилось работать с ними.

Закатное солнце прочертило огненно-красную дорожку по воде. Дирижабль висел над заливом Бискейн. Потом Лэндер повернул на север и прошел в полусотне ярдов от пляжей Майами-Бич. Телевизионщики и бортовой механик пялились в бинокли на девушек в бикини. Кое-кто из купальщиков помахал рукой.

— Послушай, Майк! — заорал оператор Пирсон, уплетая бутерброд. — А Олдридж выпускает презервативы?

— Ага, — ответил через плечо Лэндер. — И их, и покрышки, и антиобледенители, и «дворники» для машин, и игрушки для ванн, и воздушные шарики, и нательные сумки.

— Тебе на этой работе презервативы бесплатно выдают?

— Еще бы! Один и сейчас на мне.

— А что такое «нательная сумка»?

— Просто большая резиновая сума, безразмерная. В ней темно. Дядя Сэм хранит в них презервативы. Увидишь такую где-нибудь, и сразу ясно, что он тут дурачился.

С Пирсоном можно будет договориться. Да и с любым другим из них.

Зимние вылеты дирижабля были редкостью. Обычно его ставили на прикол недалеко от Майами, в громадном ангаре, по сравнению с которым другие здания возле летного поля казались спичечными коробками. Каждую весну он летел на север со скоростью от 35 до 60 миль в час, в зависимости от ветра, делая остановки на ярмарках штата или во время бейсбольных матчей. Фирма Олдридж на зиму выделяла Лэндеру квартиру возле аэропорта Майами, но сегодня, загнав дирижабль в ангар и закрепив его, Лэндер сел на самолет, вылетавший в Ньюарк, и отправился к себе домой, в Лэйкхерст, штат Нью-Джерси. Неподалеку находилась и северная база дирижабля.

Когда Лэндера бросила жена, дом остался ему. В этот вечер в мастерской при гараже долго горел свет. Лэндер работал и ждал Далию. Он поставил на скамью жестянку и помешивал эпоксидную смолу, наполнявшую гараж резкой вонью. Рядом на полу лежала причудливая штуковина длиной в 18 футов. Это была опока, которую Лэндер соорудил из корпуса небольшой лодки, перевернув ее и разрезав вдоль по килю. Две половинки отстояли друг от друга на 18 футов и соединялись широкой дугой. При взгляде сверху опока напоминала громадную обтекаемую подкову. Лэндер мастерил ее несколько недель, трудясь в свободное от основной работы время. Теперь она была скользкой от смазки и совсем готовой. Тихонько насвистывая, Лэндер обкладывал опоку пропитанным смолой стекловолокном, заботливо разглаживая края. Когда эта оболочка затвердеет, он оторвет ее от опоки, и получится легкая гладкая корзина, которая отлично уместится под днищем гондолы дирижабля. В промежутке между половинками будет торчать его единственное посадочное колесо и антенна импульсного приемопередатчика. Несущая рама, которая будет вложена в корзину, сейчас висела на гвозде на стене гаража. Она была очень легкая и прочная, с двойным килем из труб, сделанных из сплава «Рейнольдс 5130» и ребер жесткости из того же материала.

Свой гараж на две машины Лэндер превратил в мастерскую, еще когда был женат, и перед отправкой во Вьетнам сделал здесь большую часть домашней мебели. То, что не понравилось жене, до сих пор громоздилось на стропилах под крышей — кресло, раскладной столик, садовая мебель. Флюоресцентные лампы горели ярко, и Лэндер трудился над опокой в бейсбольной кепочке. Он тихо насвистывал.

Один раз он прервал работу и глубоко задумался, но потом опять принялся разглаживать поверхность. Он ходил, высоко поднимая ноги, чтобы не порвать расстеленные на полу газеты.

В самом начале пятого зазвонил телефон. Лэндер снял отводную трубку.

— Майкл?

Его всегда заставала врасплох ее чисто английская манера проглатывать окончания слов, и сейчас он мысленным взором увидел телефонную трубку, утонувшую в ее темных волосах.

— Ну, а кто еще?

— Бабуся здорова. Я в аэропорту, буду позже, не дожидайся меня.

— Что...

— Майкл, мне не терпится увидеть тебя.

Послышались гудки отбоя.

Уже почти рассвело, когда Далиа свернула на подъездную дорожку у дома Лэндера. Света в окнах не было. Далиа побаивалась, но уже не так, как перед их первой встречей. Тогда у нее было чувство, что она в одной комнате со змеей, которая неизвестно где спряталась. Но, переехав к нему жить, Далиа сумела отграничить смертельно опасную часть его сущности от всего остального, и теперь у нее было ощущение, что они оба в одной комнате со змеей. Теперь Далиа могла сказать, где змея и спит ли она.

Далиа вошла в дом, производя больше шума, чем было нужно. Поднимаясь по лестнице, она тихонько напевала: «Ма-айкл... Майкл». Дом был безмолвен, и Далиа не хотела напугать Лэндера. В спальне стояла кромешная тьма. С порога Далиа заметила огонек сигареты, похожий на маленький красный глаз.

— Привет, — сказала она.

— Иди сюда.

Она двинулась на огонек. Ее нога задела дробовик, лежавший на полу возле кровати. Все было в порядке. Змея спала.

Лэндеру снились киты, и совсем не хотелось просыпаться. В его сновидений громадная тень дирижабля ВМС ползла внизу по ледяному полю, над которым он летел полярным днем. Был 1956 год, и Лэндер пролетал над полюсом.

Киты нежились в лучах арктического солнца и заметили дирижабль, лишь когда тот оказался почти над ними. Тогда они затрубили, их ласты подняли фонтаны водяной пыли, и киты скользнули под синий ледяной шельф. Глядя вниз из гондолы, Лэндер видел, как они зависли в воде, в холодном синем мире безмолвия.

Потом он оказался над полюсом, и компас взбесился. Солнечная активность мешала омнилучу. Флетчер стоял у колеса набора высоты, а Лэндер вел дирижабль только по солнцу. И они бросили на лед тяжелый гарпун с флагом.

— Компас, — бормотал он, вышагивая по дому, — компас...

— Омнилуч со Шпицбергена, Майкл, — сказала Далиа. Она знала об этом сне. Ей хотелось, чтобы ему почаще снились киты. Тогда с ним было легче. — Твой завтрак готов.

Лэндеру предстоял тяжелый день, а Далиа не могла сопровождать его. Она распахнула шторы, и комнату залил солнечный свет.

— Жаль, что ты должен ехать.

— И не говори. Но если имеешь пилотское удостоверение, за тобой следят в оба. Не явись я на собеседование, пришлют какого-нибудь чинушу из управления по делам ветеранов с вопросником. У них есть специальная форма. Там пишут, к примеру: «А. Каковы жилищные условия? Б. Производит ли объект впечатление подавленности?» Ну, все такое. И конца этому нет.

— Ты с этим справишься.

— Малейший намек на возможность срыва — и все, сидеть мне тогда на земле. А что будет, если чинуша заглянет в гараж? — Лэндер выпил свой апельсиновый сок. — Кроме того, хочу еще разок посмотреть на их чиновников.